ЭТО НЕ САЙТ - ЭТО ГОВНО !!!

Я ничтожество. Пустой мусор. Хлам. Безвкусица и вообще, кто меня выдумал? Ну, разве существует что-то более бесполезное, чем я? Я кусок не случившегося творчества, я рваный лист его фантазий...
Я лежал на полу, безнадежно скомканный, помятый, с какими-то очерками на своем лице. Мне было так больно... И даже не потому, что на мне были написаны строки об отчаянии, боль томилась, потому что именно меня посчитали бесполезным. Ведь есть еще стопка чистых листов формата А4, и почему-то ни ко из них, из этих ехидно смеющихся белоснежных мне подобных, не оказалось на моем месте. Возможно, на ком-то из них напишут шедевр, настоящий шедевр и, поставят в рамку как великую мысль.
Я вздохнул, и в этот же момент со стороны стола, где сидел сам творец, полетел еще один скомканный лист бумаги. Я ухмыльнулся, потому что знал ее. В пачке бумаге она лежала на десять листов выше меня и постоянно хвалилась по поводу своих идеальных краев. Поразительно бестолковая особа.
Она упала на паркет и разревелась. Я пытался вставить хоть слово, чтобы ее успокоить, но она была так шокирована и подавлена, что, казалось, вот-вот загорится.
Он встал, отодвинул стул, взял грязную чашку из под кофе. Шаркая, в старых протертых тапках, он вышел из комнаты. Я мог бы воспользоваться таким шансом и запрыгнуть к нему на стол, к листам с правильными мыслями, но я был обездвижен по своей природе, натуре или предназначению.
Лист, что лежала рядом, продолжала безнадежно стонать и жаловаться и меня это раздражало. Я вообще стал каким-то раздражительным... Меня задевало, когда начинался разговор о том, насколько я мятый или чистый или насколько я нужен творцу...
Мои размышления прервали. Он влетел в комнату, размахивая руками и вновь говоря что-то на своем языке. Странных был у них язык, я не воспринимал его на слух, но кое-как разбирал в написанном или напечатанном виде.
Когда он стал раскидывать все листы и предметы со стола, я начал нервничать. Мне рассказывали, что кто-то сжег все свои рукописи. Такой же сумасшедший как и у нас...
Но тут его взгляд упал на меня. Я выдохнул и попытался совладать с собой. Глаза у человека загорелись странным огоньком, он подбежал ко мне, схватил меня, расправил мои углы и расплылся в счастливой улыбке.
- Вот оно! – воскликнул он непонятные звуки, но судя по тону, творец был рад.
Крепко сжимая меня в дрожащих руках, он вновь уселся за стол и, периодически поглядывая на строки, стал писать... писать...
Наверное, он даже и не подозревал, что смотря на свои бессмысленные буквы, он смотрит мне в глаза...

- Ай! Зачем же так струны перетягивать-то? – воскликнул я, когда человек меня настраивал.
Голос мой становился то тоньше, то звучал грубее, то он жадно колотил по струнам, а потом зазвонила какая-то штука и меня кинули на диван.
Беспомощно я глядел на потолок и ни как не мог понять, почему самостоятельно не могу извлекать из себя музыку. Музыка так беспомощно хотела вырваться наружу, но, ни я, ни он, не могли ей помочь.
Проблема состояла в том, что человек, который называл себя иногда Шурик, имел исключительно корявые пальцы. Год за годом я успешно пылился в углу его комнаты и вот, на неделе случилось чудо. Он взял меня, расставил пальцы на грифе, да и еще и на такие аккорды, которые сам выдумал. Правой рукой Шурик пару раз перебрал струны и положил меня на место. Но это было в начале недели, а сегодня уже пятница, и, похоже, он решил, что музыка все-таки важна.
Тут в комнату влетел этот... Шурик. Он с паническим взглядом стал что-то собирать то со стола, то с пола. а потом подхватил меня и я очутился в непроглядной темноте.
Я не любил попадать в эту тьму, потому что обычно мне приходилось там долго трястись... Да и, бывало так, что я совсем из нее не выходил...
Я вздохнул и прислушался. Кто-то что-то говорил, но я, ни слова не мог разобрать – не понимал их.
Вдруг сплошная темнота рассеялась, и я попал на яркий свет.
Люди, похожие на моего человека, внимательно меня оглядывали. Мне стало не по себе, но Шурик этого, похоже не понял и стал наигрывать свою бездарную игру.
Минута кромешного ада прошли для меня мучительно, да и ко всему прочему другая гитара постоянно сверлила меня взглядом. Я был уверен, она осуждает меня...
- Слушай, дай посмотреть, - сказал другой парень, протягивая ко мне руку.
Шурик передал меня ему, да как-то небрежно, так, что я ударился о стол.
Но тут-то все и началось...
Такие удивительные симфонии, сочетание аккордов, черт подери, это ж музыка! Музыка струилась из моих струн, витала в воздухе и звучала во мне... А когда я начал подпевать, человек перестал играть на мне и поставил в угол, рядом с другой гитарой.
Остаток вечера я провел, наблюдая за людьми. Они смеялись, общались, курили, порой брали другую гитару, но не меня, не знаю почему. Я томно вздыхал и пытался вспомнить ту музыку, которая звучала во мне, но... таки не сумел.

Нет, ну вот что еще нужно для маленькой радости этому чистому, светлому существу? Взрослых, забитых своими проблемами это уже не радует... все детские наивные счастья и улыбки появляются из самых обыденных вещей. Они не думают полезно это или нет, нужно ли тратить на это свое драгоценное время, они не задумываются, о том, что это может выглядеть глупо или смешно. Хоть ори ты весь автобус, хоть засовывай игрушку в рот – все это будет мило, все это заставит каждого улыбнуться.
И вот, мороженное... Да, есть такие кто не любит мороженное. А разве есть хоть один ребенок, который его не любит? Да-да, есть, конечно, но таких мало. Если уж родители купят эту холодную массу, то блаженная улыбка расползется на маленьком личике. Мама говорит, не ешь быстро, не глотай, заболеешь... Вот тут то и все начинается. Сразу так выходит, что и ребенок задумывается, что он тоже может заболеть, из-за этого его не свозят в зоопарк, и он целую неделю будет лежать в ужасном состоянии. Здесь, мороженное вычеркивается из списка...
Таким образом, брошенное мороженое как-то впало в одиночество. Его больше не покупали дети... мол, холодное сильно. День стоял слишком жаркий и все соседи в морозильнике медленно плавились на глазах Пломбира. А он... почему он не таял? На самом деле, пломбир уже подумывал как бы передвинуться на луч к солнцу, чтобы хоть что-то его согрело. А так, его холодеющую массу еще больше охлаждало одиночество.
Морозильник открылся. На мороженное в первых рядах кинулась рука продавца. Она долго висела в воздухе, периодически тыкая то на шоколадное, то на клубничное мороженное. Дверца вновь закрылась... В холодной камере поднялся гул, спор. Кто холоднее, кто вкуснее... А пломбир так и ждал...
Не прошло и минуты, как к прилавку подошла молодая пара с малышом на руках. Передали деньги, что-то там сказала девушка... Продавец осмотрел весь свой арсенал мороженного...
- Вот это, думаю, ему понравится! – весело сказал продавец и передал мальчику фруктовое мороженное.
Пломбир печально вздохнул... Так прошел час, два, а может и куда больше и морозильная камера опустела. Почти... В углу, на ярком палящем луче солнца все еще лежал Пломбир. Он поднял взгляд к верху, за стеклянной крышкой продавец нервно поглядывал на часы, потом медленно стал собираться, пересчитывать заработок, и все поглядывать на время.
Одно единственное мороженное, которое было готово себя убить, молило это время, чтобы оно протянулось еще чуть-чуть. Возможно, кто-нибудь придет...
И тут на лице продавца появился озадаченный вид. Он кивнул, осмотрелся и радостно кинул взгляд на Пломбир. Дверца открылась, рука стремительно летела к маленькому мороженному! От счастья Пломбир закрыл глаза, а когда открыл, увидел перед собой маленькую девочку. Она радостно схватила его и взяв свою маму за руку они отправились дальше.
- Не ешь так быстро! – строго сказала мама девочке, - Заболеешь и в зоопарк не пойдешь слона смотреть!
Девочка задумалась. Она внимательно осмотрела мороженное и что-то решив, ответила:
- Да видела я ваших слонов!
И так подумать, ну какой смысл в мороженном?..

Я лежал в тесной, картонной коробке, пока чьи-то пальцы не вытащили меня из нее. Кто-то крутил меня в руках, нажимал на кнопки, гладил сенсорный дисплей. Щекотно. Руки действовали проворно, сразу видно, что они знали, куда и как нажимать, чтобы активировать мои возможности. Потом эти руки положили меня обратно в коробку, мне этого не хотелось, не хотелось опять в тесноту и темноту. Мне нравилось, когда меня гладили, крутили в руках...
И опять чья-то пара рук вынула меня из коробки в новом месте, но на этот раз руки действуют неуверенно, осторожно. Меня переворачивают дисплеем вверх, и я вижу лицо молодого человека. Он рассматривает меня, проверяя, на что я способен. Мне очень хочется стать для него незаменимым...
Спустя время я наполняюсь данными, данными о жизни моего хозяина. Его руки действуют уже увереннее, точно зная, какое прикосновение ко мне вызовет меню, какое включит музыкальный плеер.
Я люблю своего хозяина, но чувствую в нем изменения. Раньше он почти не выпускал меня из рук, все время набирая сообщения, делая заметки, а теперь... Теперь он часто смотрит на дисплей задумчивым взглядом, рассеянно крутит меня в руках, набирает сообщение и стирает его вновь. И так раз за разом. Теперь он может оставить меня на столе, уходя из дома, хотя раньше так никогда не делал... Я чувствую, я знаю, что это как-то связано с адресатом неотправленных сообщений, но как? Этот кто-то отвлекает моего хозяина, меняет его. Мне не нравится это.
Я перестаю принимать сообщения, глушу динамики, когда хозяин хочет позвонить. И это уже выше моей воли... Словно все сломалось, испортилось...
А сегодня хозяин... плачет. Слезы падают на мой дисплей. Я бесполезен... С меня больше не дозвониться, но, кажется, дело не в этом. Адресат неотправленных сообщений... Почти ненавижу. «Ненавижу!» - срывается с губ моего хозяина. Прежде чем я успеваю что-либо понять, лицо хозяина в последний раз отражается в моем не горящем дисплее, разлетающимся секунду спустя десятком осколков... Удар об стену... Что-то внутри обрывается, навсегда...